http://www.echo.msk.ru/blog/tatiana_shabaeva/863328-echo/

Вычеркнутое

Татьяна Шабаева

Мне нравится высказывание немца Лихтенберга о том, что во многих сочинениях он охотней прочёл бы то, что автор вычеркнул, чем то, что он оставил. Ещё больше мне эта мысль нравится потому, что есть ведь ещё редакторы, и они тоже очень хорошо умеют вычёркивать.

Сегодня я хочу опубликовать то, что однажды – с формулировкой «про Путина не надо» - было убрано из интервью, взятого мною у переводчицы Елены Костюкович. Далее помещаю свой вычеркнутый вопрос и большой, развёрнутый ответ на него, который мне тогда так и не удалось опубликовать.

На конференции переводчиков вы делали доклад, посвящённый блатной лексике и её неуместному звучанию в устах интеллигенции. Что делает блатную лексику несовместимой с интеллигентностью?

Елена Костюкович: Неосмысленность её употребления. Грязный мат и в особенности лагерный сленг могут быть уместны в экспрессивной палитре художника, даже когда создается не письменный, а бытовой текст; в этих случаях мы имеем дело с приемами языковой игры. И мы все способны играть в эту игру, а некоторые умеют это делать с блеском и смешно. Самые воспитанные и образованные люди, лучшие русские писатели: Ахматова, Бунин. Фаина Раневская была асом и мастером подобной речи. В этих случаях заимствования из криминального и репрессивного языков – краски языковой палитры. Мы филологи, помним частушки, рассказываем соленые анекдоты. В то же время отвратительны блатная лексика и мат, а также лексика тюрем и лагерей, если они употребляются походя, то есть когда брутальные речевые краски не осмыслены. Так вот, моя тревога о современном русском языке связана с тем, что зачастую даже и образованные культурные люди не сознают, откуда пришло в язык то, что они произносят.

В историческом плане это очень занимательно. Двадцать пять лет назад, в годы первой свободы, вдруг стало можно публиковать в печати грубые слова. И тогда это не вызывало раздражения, наоборот, было показателем того, что человек имеет право сам, без цензоров, создавать текст. Это освобождение речи произошло в большинстве крупных мировых литератур (за исключением немецкой). Интеллектуалов всегда радует сама по себе бесцензурность, в том числе в форме нецензурности. Ведь почему раздражает цензура? Она раздражает потому, что корёжит любой текст, разрушает его ритм, влезает в созданное эстетическое целое и топчет грубыми сапогами. Когда интеллигенция легализовала в публичном пространстве обсценную лексику, это был достойный этап освобождения от цензуры. Затем блатной язык зазвучал в устах политиков, и это уже раздражало, потому что означало, что либо политик не трудится найти нормальные слова для выражения своих мыслей, либо он популист, который использует обсценные и социально низкие планы языка как приманку для широких масс, знак единства с ними.

Первый случай – это пример Черномырдина, который был, как я понимаю, квалифицированным управленцем, но не умел себя выразить, его фиктивные слова, над которыми всегда смеются, заменяли собой нецензурные выражения, он привык командовать, как прораб, употребляя мат, и страдал оттого, что в политической речи это было неприменимо. Второй случай – Путин, он владеет разными регистрами языка, для него цель приема – притягивать совсем не интеллигентный электорат. В наше время правительственное косноязычие по модели «загогулина» сменилось правительственным сквернословием по модели «Пыль есть заставлю», «Из желудка достану», «Финка в стенку», «Мочить в сортире». Образованное сословие, по-моему, и половины значения всех этих выражений не понимает, не знает истории этих фразеологизмов и ловит только отдельные слова. И зачем-то воспроизводит их. Я получаю письма от профессиональных филологов, писателей. Обнаруживаю там “Я под правила этой радиостанции не прогибаюсь...”, “Не стесняйтесь меня строить...”, “Когда пойдет у нас разборка на секторе...”, “Я не собираюсь на авторов, и тем более на Вас, наезжать...”, “Я могу тебе подписать квалифицированного шофера...”… Я перечислила вам примеры, когда манера – путинская или черномырдинская, - заимствуется интеллигенцией неосознанно и пассивно. Этих примеров я вижу, читаю десятки каждый день. Это не особенно хорошо говорит об интеллигенции и усугубляет грубость нравов.

Сегодня навыки ораторского искусства в России во многом утрачены, политики не обучаются риторике. В Европе со времен древней Греции и Рима риторика была важным инструментом для политика и политики специально учились науке убеждать. Российские политики не подготовлены к тому, чтобы убеждать. Поэтому, как часто бывает с людьми, которые вынуждены говорить без подготовки и умения, по интуиции и наитию, они хватаются за популизм – это доступное им средство воздействия на слушателей.

-------

Вот такой ответ уважаемой Елены Костюкович, переводчика и друга крупнейшего итальянского писателя Умберто Эко. Но хотя в своё время он не был опубликован «из-за Путина», я беру на себя смелость утверждать, что не понравился не только Путин. Не понравилось уличение интеллигенции в неспособности общаться без ненормативной лексики. Не понравилось обвинение образованного – среднего нашего, креативного нашего – класса в неспособности осмысливать истоки собственной речи. В неспособности видеть себя со стороны.

Интеллигенция должна быть лучше Путина. И если она не может сейчас показать, как она лучше на деле, -- ей просто сам бог велел быть лучше него хотя бы в своей русской речи. В своём умении общаться. Но разве это так?