ВАЛЕРИО МАГРЕЛЛИ (род. в 1957)

From AEQUATOR LENTIS (Сердцевина хрусталика, лат.)

 

Пожар в лесу моих мыслей.
После конвульсий огня
пепел укроет бинтами
вечер земли.
Тишина прорастет вдоль тропок,
ведущих к кострищам мертвым.
А теперь надо землю очистить,
залечить, засеять и с любовью
дожидаться следующих всходов.
И готовить следующий пожар.

* * *

Только время действительно пишет,
как карандаш изводя наше тело.
В кинозалах в кроватях на улицах
остаются эти каракули
и безжалостно к ним небрежение
и богов и людей.
А на бумагу заносятся только
обрывки комментариев к поэме
безнадежно утерянной
жалкие глоссы, воспоминания о какой-то повести
и последние строки оглавления.

* * *

Давать бы в конце каждой книги
небольшой чертежик. Не оглавление, а точный
план расположения ее частей
с разметкой фундамента,
с обозначением входов, порядка комнат,
служб и подсобных помещений.
Кроме того, требуются конкретные цифры
размеров участка и смета с учетом
растущего вздорожания ремонта.
При этом оголяется костяк постройки,
потаенные ее члены
проступают под лепниною страниц.
Главное - выяснить: сколько
и какого пойдет материала
(доски, камень, трубы, цемент)?

* * *

Есть такие книги, в которых
рассекречиваются другие книги.
Но вообще когда пишешь, прячешь,
что-то из жизни уворовываешь,
чего в ней потом хватятся.
Майевтическое свойство знака
обозначать предмет его болью
способствует процессу опознания.

* * *

Продолжается перечень
растительного многообразия.
Вот травы и кустарники,
роды и виды цветут.
Вот памяти ботанические лавры,
поросль образов, вот листы.
Как на картине
в слоях масляной краски
вскрывается множество
различных манер,
так в колыханьях этого пейзажа
повторяется медлительность
григорианского пения.

* * *

Задумав плыть по свету, я
кружил вокруг себя.
Я вел в пути отчет подробный, но
негаданно
заметил, что
описываю лишь себя, и в уголке
картинки каждой-
мой портрет.
Страсть познавать пространство в нас умрет
с последним плаваньем.
А может, мы легко
обучимся воображать,
как выглядит предмет,
увиденный из разных точек?
1980

 

ВИД КВАРТИРЫ

I
Прими в расчет не только
вид этого дома,
но и его философию,
а потому подбери
литургическую фразеологию.
Это как если бы
вся квартира переселилась
внутрь одного буфета
да и там не заняла бы много места.

II
После еды душа
устраивает себе сиесту.
Закат среди бела дня,
такова уж игра теней.
И столовая пустеет, как будто
выжженная пристальным взглядом.

III
В некоей комнате
имеется фонтан,
и в нем всегда
журчит вода.
Родник затворничества,
стылая келейка,
озерный полночный престол.

IV
Кладовка клады сторожит.
Ей это имя как нельзя подходит.
Съестное заперто здесь сердце
в сердцевине дома,
заглохший двигатель
бессчетных космологий,
дарохранительница пищи,
тайник.

V
А кухня загромождена
и лес напоминает мне она.
Здесь каждый куст застыл на месте
там, где обязан он расти
и в бесконечном трансе отдыхает.
Подумайте о веществах
о металлических ростках
ножей и вилок.

VI
От лампы дневного света
идет тот свет, что в деревне
предвещает грозовой ливень
и готовит к нему облака.
Солидный свет дневной
к чертям упраздняет утро
и требует чтоб день застыл в кульбите
на проволоке как жонглер.

VII
Вот если бы удалось
воплотить ожидание –
получился бы стул.
Стул-это город он ждет
прибытия горожан
единственная в доме живая тварь.

VIII
Номер восстанавливается
перпендикуляром
как поезд, ставший на путях
как душа, что воспаряет
не считаясь с горизонтом.

IX
Вода засела в трубы,
караулит, как в норе зверюга,
квартира в квартире,
своя квартира у воды.
Центральноотопительный
до времени притихший шквал.

X
Святое равенство предметов
пред лицом домашней ночи —
это только уловка чтобы
отрешиться от двусмысленности дня.
А сон венчает все это
короной, в геометрическом представлении.

XI
Похоже, будто вся планета
отворачивается от света
спиной обороняется, всем телом,
обнимает, бережет свою бледность.
Так и вещи отворачивают лица,
норовят скрючиться, в угол забиться,
сторожат свои тени предметы,
будто имя свое, держат в секрете.

XII
Пироскафом горящий дом
герметичный и удлиненный
погружается в глуби вод
как Святой Иоанн Креститель.
1981