Умберто Эко "Баудолино"
Лев Данилкин 21 сентября 2003 г

Социологическая шушера тычет нетопырьей лапкой в отчеты, уведомляющие, будто романы Эко чаще покупают, чем читают. Если это правда, то "Баудолино" (2000), четвертый беллетризованный труд по знаковым системам 70-летнего профессора семиотики из Болоньи, не станет исключением: это опять слишком обильно инкрустированный, "перетюнингованный", неподъемный библиоларь, перегруженный схоластическими диспутами и хранящий в себе гигабайты информации о гипатиях, паноциях, блегмах, исхиаподах и прочих несуществующих субстанциях.
В 1204 году пожилой итальянский воин Баудолино присутствует при разграблении крестоносцами Константинополя, спасает от гибели канцлера Никиту и рассказывает ему свою жизнь. История Баудолино начинается в середине XII века — его берет в приемные сыновья император Священной Римской империи Фридрих Барбаросса. Вместе с группой приятелей Баудолино организует нечто вроде средневекового пиар-агентства, помогающего Фридриху решать проблемы легитимации его власти в условиях перманентной европейской распри. Для обновления имиджа императора Баудолино придумывает половину мировой истории и навязывает Фридриху несколько промокампаний, в том числе освобождение Гроба Господня, обнаружение святого Грааля и поиски Царства Пресвитера — мифического христианского государя далеко на Востоке.
"Баудолино" — неподдельно эковский текст: подземные ходы, манускрипты-палимпсесты, торговля фальшивыми мощами, гашишные галлюцинации, куртуазные обычаи и одна детективная (из серии "смерть-в-запертой-комнате") история. Профессор скрупулезно, будто дисер сочиняет, реконструирует интеллектуальную атмосферу эпохи; его роман — энциклопедия идей, заблуждений, монстров и коллективных мечтаний XII века (Грааль, Иерусалим, Царство Пресвитера, потерянные колена Израиля). Интересно, что, несмотря на техническую неосуществимость всех этих квест-проектов, герои "Баудолино" добиваются почти всего. Так в этой мнимо хаотической энциклопедии вырисовывается центральная, главная статья — "ЛОЖЬ".
Баудолино не просто ненадежный рассказчик, он патентованный лжец, талантливый фантазер. Он всюду сует свой длинный нос, присваивая себе авторство литературных произведений, научных идей и даже исторических событий. Рассказчик и путешественник, он архетипический литератор и одновременно архетипический герой — Пиноккио. Его деятельность (поиски, так сказать, внутреннего Буратино) — заполнение ложью интеллектуальной пустоты, пробелов в знаниях. Для средневекового человека пустота тревожна — продуктивнее заполнить ее вымыслом, чем оставить так.
Если "Остров накануне" был апологией метафоры как главного средства познания барочного человека XVII века, то "Баудолино" — апология лжи как главного и единственно доступного средневекового способа познания, ненаучного, но действенного. Ложь экономит ресурсы, ложная история творит историю настоящую, ложь лежит в основе всех искусств.
Статья "ЛОЖЬ" отсылает нас к статье "ЛИТЕРАТУРА"; "Баудолино" — апология fiction, художественной литературы, писательства. Так в романе возникает фигура самого Эко: "не меньший лжец, чем Баудолино", земляк своего героя (они оба из городка Алессандрии), он еще и двойник его — рассказчик историй, читатель и припоминатель книг, писатель, короче говоря. "Баудолино" — гимн стареющего Эко литературе.
Гимническая природа этого романа уже не подразумевает жестких вассальных отношений между читателем и автором, как это было в "Имени розы". Автор больше не обязан исключительно развлекать читателя. Он служит в большей степени Литературе, чем читателю, и тот факт, что Эко больше покупают, нежели читают, говорит об успешности этого ритуального гимнического проекта: Литература как таковая в качестве объекта поклонения востребована даже больше, чем просто интересные истории.
P.S. Не было бы никакого феномена русского Эко, если бы не переводы Елены Костюкович. "Баудолино" — стопроцентно тот случай, когда удовольствие, получаемое от перевода, чуть ли не больше, чем от самого романа. Думаю, если составлять десятку ныне здравствующих людей с самым большим словарным запасом русского языка, Костюкович окажется чуть ли не в первой тройке; потрешься глазами обо всех этих "голошмыг" и "псиглавцев" — и как будто баллон с лингвистическим кислородом у тебя за плечами появляется; ей-богу, за такой перевод стоя аплодируют.