http://www.rg.ru/2010/10/06/kostukovich.html

Как рождаются фальшивки

Итальянцы читают вымышленных русских писателей, считает переводчик Елена Костюкович

Текст: Татьяна Шабаева
06.10.2010

Фото: Курпяева Олеся

На конгрессе переводчиков, который прошел в начале осени в Москве, все были единодушны в том, что "почтовых лошадей просвещения" надо поддержать на государственном уровне.

В Москве прошел Первый Международный конгресс переводчиков. Все были единодушны в том, что в России необходимо создать Институт перевода для поддержки деятельности переводчиков и популяризации современной русской литературы за рубежом.
Об этом и многом другом наш корреспондент побеседовал с человеком, который знает проблему досконально - с писателем и переводчиком, ближайшим другом и помощником крупнейшего писателя современности Умберто Эко Еленой Костюкович.

Российская газета: Елена Александровна, уже почти двадцать лет вы принадлежите к числу людей, которые определяют, какой узнает итальянскую литературу русский читатель и русскую литературу - читатель итальянский. И если для массового советского читателя итальянцы к концу восьмидесятых годов в основном исчерпывались дилеммой Данте и Джанни Родари, то чем для итальянского читателя была русская литература? Какие основные изменения произошли за эти двадцать лет?

Елена Костюкович: Русскую литературу в Италии все хотели бы знать, но никто не знает. Кроме славистов. Почему-то распространено мнение, что русская литература есть, но куда-то запрятана.
Ее ищут в российской глубинке, в Сибири, в бывших республиках СССР, в русскоговорящей диаспоре... В интернет-сообществе... В андеграунде... Итальянские "искатели талантов" то и дело выволакивают кого-нибудь несуществующего. Например, у них сейчас в моде вымышленный русский писатель, под псевдонимом которого спрятался итальянский банкир. И еще есть один вымышленный русский писатель, на самом деле гастарбайтер из Молдавии, пишущий по-итальянски. Готовы принять в издательский план любую редкость, только бы не идти прямо, а самостоятельно открывать дорогу поизвилистее. Читатели всему верят, покупают эти книги и кидаются расспрашивать приезжих из России об этих звездах русской словесности. А русские не умеют ответить и цепенеют... Хотя вообще-то и в Италии Джанни Родари тоже никогда не был известен никому.

Умберто Эко и Елена Костюкович.

РГ: Где, по-вашему, проходит грань между популярной книгой и хорошей книгой?

Костюкович: Знаете, популярная книга может быть хорошей, а хорошая - популярной. Где грань между литературой и нелитературой, ощущается только интуитивно. Бывает иногда вроде белиберда и пошлятина, просто дуреешь, читая это, а потом понимаешь, что это пародия и, следовательно, литература. Или бывает - вроде все пристойно, чинно, сюжетно и складно, а потом понимаешь, что перед тобой муляж, и ни капли крови живой там не течет в венах. Следовательно - не литература.
Я не говорю уже о том, что книжные палатки и магазины в России наполнены такой непрофессионально перепачканной бумагой, что уже не спрашиваешь себя, литература ли это, а удивляешься, как этот набор букв вообще приняли в типографию.

РГ: Литературные произведения создаются на протяжении тысяч лет. Сюжеты, мысли, изобразительные средства неизбежно повторяют друг друга. Но иногда происходит яркая вспышка - и все начинают говорить о новом явлении в литературе. Когда вы в последний раз наблюдали такую яркую вспышку?

Костюкович: Я думаю, что яркое литературное явление - это когда в литературу входит новый язык. Вы говорите о том, что сюжеты повторяются? Конечно. Но язык, который окутывает сюжеты, всегда перевыдумывается. И время от времени новый язык звучит невероятно свежо. И комбинации из пройденного могут быть невероятно свежими и осмысленными. Такой необходимый для культуры новый звук - это на моей памяти появление работ Д.А. Пригова, в которых был использован большой массив накопленного культурой и привнесены новые смыслы за счет гениальной комбинаторики.

РГ: Будучи не только переводчиком, но и другом, помощником Умберто Эко на протяжении двадцати с лишним лет, вы когда-нибудь советовали ему, с какими явлениями русской литературы ему стоит познакомиться?

Костюкович: Как и все западные интеллектуалы, Эко не представляет себе, что происходит в русской литературе после Достоевского. Все прочее - спорадические, необязательные знакомства. Почему-то в подростковом возрасте Эко, как он рассказывает, любил прозу Мережковского... Как это стыкуется с его тонким литературным вкусом? Бог весть. Все попытки предложить ему новые чтения разбиваются, как о скалу, о недостаток времени или недостаток интереса у вечно занятого профессора. Вообще с возрастом люди ведь читают гораздо меньше художественной литературы, гораздо больше - специализированной литературы и эссеистики. Умберто Эко не исключение. Вот, скажем, Александра Лурия или Юрия Михайловича Лотмана Эко читал и чтит. Прочитал, кстати говоря, и "Протоколы сионских мудрецов" для своего нового романа "Пражское кладбище", который я сейчас перевожу.

РГ: Хотя по "Протоколам" и названию можно кое о чем догадаться, не могу не спросить: о чем эта книга?

Костюкович: Роман о том, как рождается фальшивка, которая потом становится реальнее многих реальностей и губит миллионы человеческих жизней. Любимые российским черносотенством "Протоколы" стали основанием доктрины Гитлера и сегодня вдохновляют антисемитов.

РГ: Преобразует ли переводчик своего автора? Есть ли у вас - человека, который, вероятно, скрупулезнее всех обдумывает текст и оригинала, и перевода, - ощущение аутентичности созданного вами текста?

Костюкович: Переводчик обязательно должен выдумать для автора язык. Хрестоматийный пример - язык, который покойная Рита Яковлевна Райт-Ковалева выдумала для американской прозы. Переводчик отбирает из бескрайнего словаря лишь некую подходящую к случаю лексику, предпочитает определенные грамматические конструкции, но в первую очередь - переводчик отрабатывает и оркеструет ритмы прозы и впоследствии уже, осознанно или интуитивно, придерживается найденной линии. Я, вероятно, за двадцать пять лет работы над текстами Эко тоже выработала комплекс самоограничений и знаю, какие элементы литературного языка я могу использовать для воссоздания его текстов. Получился "эковский язык". Сейчас мне уже нетрудно на нем писать, передавая мысли Умберто Эко.

РГ: Сегодня в России возникла идея создания Института перевода. По сути, это фонд, цель которого - поддерживать издание переводов серьезной, немассовой литературы, которые без грантов могут не окупиться. Как вы думаете, при каких условиях работа Института перевода будет успешной? Что бы вы порекомендовали включить в его функции?

Костюкович: Я думаю, что переводчикам потребны такие условия, чтобы они не торопились и не бросали недодуманные задачи в состоянии нерешенности. Следовательно, надо избавлять их от натуги поденного труда для пропитания, надо помогать им найти уединение и покой, надо способствовать их исследовательской работе в области страноведения (по отношению к стране-источнику) и предоставлять им материал для словотворчества. То есть для переводчиков будет просто рай, если они смогут приезжать в места, аналогичные былым домам творчества, в страны тех языков, с которых они переводят. Будет замечательно, если переводчики смогут жить месяц-другой в условиях легкого быта в стране изучаемого языка и при необходимости осматривать места, описанные в переводимых книгах. Главной задачей фонда, я думаю, должно стать спонсирование подобных путевок в специально созданные, принадлежащие фонду литературные дома-клубы.

РГ: Вы написали книгу о философии итальянской кухни и ее локальных отличиях. Культурное пространство тоже представляется питательным (или не очень питательным) бульоном, свойства которого в разных местах неодинаковы. Вы одна из немногих, кто может сравнивать культурное пространство Италии и России. Какие факторы, по вашему мнению, влияют на продуктивность и атмосферу этого пространства?

Костюкович: Атмосфера географического пространства определяется климатом. Средиземноморские страны имеют знаменитую кулинарную культуру, потому что там тепло и все растет. Если все растет легко, у людей бывает легкий характер и много свободного времени. Когда свободного времени много, процветают искусство, дизайн и мода. Вот поэтому в Италии так важна сиюминутность, и поэтому в Италии красиво и вкусно. А в России, где вечно снег и плохие дороги, люди сидят по домам (или в пробке) и думают о вечном. Вот почему в России все проблемно, глубоко и вдумчиво. И одухотворенно.

РГ: Это не ирония? Снег и плохие дороги способствуют одухотворенности?

Костюкович: Ну не знаю... Пушкину помогала и жара с мухами, во время болдинской осени, кажется, была очень теплая погода. Ехать он никуда не мог, но не из-за пробок, а из-за холеры.

РГ: Вы преподаете русскую культуру, теорию и практику художественного перевода в Университете Милана. Что первое вы говорите студентам о предмете, который им предстоит изучать? Что вызывает наибольшее удивление (интерес, ужас) у итальянских студентов?

Костюкович: Говорю, что нужно выучить все стереотипы (от матрешки до Чечни) для того, чтобы никогда в будущем не вылезать с банальностями.
РГ: А какой стереотип самый удручающий?

Костюкович: Что русские люди не мерзнут. На самом деле все наоборот - в России в морозы обязательно утепляешься, а на Западе принято при любой температуре бегать по улицам без шапки и без чулок.

РГ: Верите ли вы в возможность мирного сосуществования людей глубоко различных культур? Что ближе вашему сердцу - ассимиляция или разность?

Костюкович: Я не только верю в эту возможность, я присутствую при преображении Италии. Она из моноэтнической страны превратилась в мультиэтническую на моих глазах. Сосуществуют все расы мирно. Твердолобые шовинисты, называемые "Северная лига", дудят в свою дуду и требуют очистить Италию от приезжих. На самом деле даже и они пришли бы в ужас, если бы исчезла рабочая сила из сектора обслуживания, из промышленности и сельского хозяйства.
Люди всех цветов кожи тут живут достаточно мирно. Думаю, что налицо высокая ассимиляция, и моему сердцу она близка. Я ведь сама - пример ассимиляции.

Кстати

Согласно рейтингам книжных продаж, вывешенным на сайте pro-books.ru, российский читатель гораздо охотнее читает переводные книги, чем отечественные. Но это касается только романов. В жанре "нонфикшн" перевес у российских авторов. Из иностранных авторов только английский профессор Дональд Рейфилд с книгой "Жизнь Антона Чехова" является лидером по продаваемости.
Ситуация резко меняется в области "фикшн". Самым "крутым" успехом у российского читателя пользуются книги американской писательницы Элизабет Гильберт "Есть, молиться, любить" и "Законный брак". Соперничать с ней способна только Александра Маринина, недавно выпустившая новый роман о Насте Каменской "Жизнь после жизни". На третьем месте шведский писатель и журналист Стиг Ларссон, причем сразу с тремя романами - "Девушка с татуировкой дракона", "Девушка, которая взрывала воздушные замки" и "Девушка, которая играла с огнем". По числу книг, одновременно представленных в "топе" продаж, Стиг Ларссон не имеет себе равных. Большим успехом в России пользуются также романы француженки Анны Гавальды "Глоток свободы" и американки Стефани Майер "До рассвета. Недолгая вторая жизнь Бри Таннер".
мнение
Андрей Васянин

Екатерина Гениева, генеральный директор Всероссийской государственной библиотеки иностранной литературы:
- Русскую литературу, классическую, а особенно современную - за исключением пяти-десяти имен, - не знают за рубежом. А издатели не берутся издавать их книги, не будучи уверены, что они будут продаваться. Мы, как страна, заинтересованы в том, чтобы наших Пушкиных и Некрасовых знали, и должны приложить к этому какие-то усилия. Но до сих пор - при наличии разных программ поддержки переводов русской литературы - общей структуры, которая координировала бы деятельность государственных и частных фондов, усилия отечественного и западного переводческих сообществ, в России не было. Нужна ли она? Могу сказать, что после того, как на конгрессе переводчиков была озвучена идея Института перевода, моя электронная почта переполнена письмами переводчиков из Израиля, Скандинавии, Франции, Германии, Великобритании, из ничему не удивляющейся Америки - они все дружно пишут, как им необходим такой Институт!
Переводчики - люди одинокие. Они сидят за письменными столами, общаются лишь с текстом и с автором. А вот чтоб они встретились и обсудили бы, например, трудности перевода Улицкой на разные языки...
Институт мог бы организовывать работу иностранных переводчиков в России, чтобы те могли приезжать к нам и несколько месяцев спокойно работать, изучая страну. Многие из них Россию знают по книгам, справочникам, но никогда ее не видали. А ведь, например, когда Владимир Сорокин описывает странные места где-то под Красноярском - стороннему человеку трудно бывает догадаться, о чем он пишет. Тут переводчику без знания нашей российской локальности не обойтись.
Как говорил Пушкин, переводчик - это почтовая лошадь просвещения. И этой лошади сегодня надо помочь идти по колдобинам современных дорог. Дойдет ли она - это зависит, к какому станционному смотрителю попасть. Насколько я знаю, сейчас уже составлены письма к возможным учредителям Института - министерству образования и науки, Роспечати, в Московский и Санкт-Петербургский университеты, Фонд Прохорова, Фонд Ельцина, Библиотеку иностранной литературы, в дом-музей Толстого, Пушкинский дом - словом, ко всем, кто имеет отношение к переводному слову. Им предложено войти в состав Совета учредителей Института. А дальше уже надо думать, кто войдет в правление, какой будет бюджет, и составлять план на первый год работы.

"Российская газета" - Федеральный выпуск №5304 (225)